Я спросил одного из своих пациентов,
может ли он припомнить самый счастливый день своей юности. Мой собеседник,
человек уже немолодой, неожиданно просиял. «Да, — сказал он, поразив меня
быстротой реакции, — несомненно. Это было во время войны. Я, тогда еще совсем
юный, попал под бомбежку. Взрывы бомб следовали один за другим. Вокруг, точно
факелы, горели танки. На снегу чернели трупы. Отчаянно выла сирена».
На какую-то долю секунды пациент
мысленно покинул стены кабинета, он замолчал, в глазах появилось таинственное
выражение. «Я оказался под мостом, — продол жал он после паузы. — Устроился на
какой-то тумбе, подсознательно ощущая некое укрытие над собой. И вот что
странно, я не испытал никакого страха. Напротив, совершенно неожиданно я
почувствовал какой-то прилив радости. Мне вдруг показалось, что все это про
исходит не со мной. Я только зритель. Эти люди, которые гибнут от взрывов,
вообще из другого мира. Вопреки здравому смыслу и даже инстинкту выживания я
почувствовал поразительный взлет души».
Мы помолчали. Человек вдруг поднялся
из-за стола, словно захваченный воспоминаниями. «Моя жизнь, — сказал он, — не
баловала меня удачами. Выпало не мало злоключений. Помню один из рассказов
Василия Шукшина. Сельчанин вспоминает, как он мчится по степи в какой-то
безумной скачке, с предельным напряжение своих сил. Прошли десятки лет. Этот
эпизод выплывает из памяти, и герой рассказа думает: ни когда в жизни я не был
так счастлив, как в тот миг из прошлого...
Мой собеседник перегнулся через стол:
«Скажите, это, наверное, безумие? Война — это страшное потрясение. Но я был
счастлив в те минуты, как никогда. Всю жизнь, когда мне было особенно тяжело,
я вспоминал бомбежку и она заполняла мою душу радостью. Неужели такое
возможно?
Моему собеседнику казалось, что его
переживания уникальны. Но это совсем не так. Когда мы вспоминаем свое прошлое,
происходит явное преображение критического мышления. Наши эмоции совершенно не
выдерживают суда рассудка. Миг на грани смерти кажется неизъяснимым
блаженством. Ночное скакание по степи, не оправданное расчетом, оценивается
как постижение смысла жизни. Убогое существование вспоминается как обостренное
счастье. Бессмысленные лозунги, которые мы выкрикивали на площади, обретают
статус абсолютной истины. Примитивная попевка поднимает со дна души немыслимый
энтузиазм.
Что это невротические реакции или таков
человек — это, по выражению Эриха Фромма, едва ли не самое эксцентричное
создание на Земле? Можно ответить так: и то и другое. Сначала надо понять, что
человек действительно странное существо. Демоны постоянно растаскивают его в
разные стороны. В психике человека огромный материк бессознательного... Но
ведь открытие Зигмунда Фрейда состоит не только в этом. Он показал, вдруг в то
между сознанием и остальной частью психики фиксируется рассогласованность. Это
мучительный обостренный конфликт...
Я поднимаюсь рано утром. Открываю
форточку. Включаю радио. Откуда – то из глубины подсознания рождается мелодия.
Мне радостно и светло… «Утро красит нежным взором стены древнего Кремля…», -
напеваю я и ощущаю прикосновение холодной струйки из-под крана. Теперь это
подсознательное предощущение не покидает меня целый день. «Нас утро встречает
прохладой…» - звучит в ушах. Да, да, именно так. С этого началось радостное
утро. Чуть позже к подъезду подъехал черный воронок. Люди в черных куртках
вывели из ворот моего отца, и он навсегда исчез из жизни…
Глубина
воспоминаний
Почему все же я запомнил именно
радостное утро, а не эпизод безмерной семейной скорби? Отчего память
избирательна? Впрочем, загадка, конечно, не в этом. Сложнее разобраться в
другом: отчего мы придаём воскресшему в памяти неожиданное эмоциональное
истолкование? Жизнь за выцветшей занавеской вместо двери кажется безмерно
счастливой. Деспотическая опека воспринимается как идеальный порядок. Полный
жизненный крах оценивается как выражение высшей справедливости.
Психоаналитик придаёт огромное значение
воспоминаниям пациента. Без них невозможно отыскать источник психической
травмы, которая накладывает отпечаток на всю человеческую жизнь. Но в том-то и
дело, что память человека капризна. Лев толстой неожиданно видит себя грудным
младенцем на руках у матери. Кто-то отчетливо помнит, как он, суча ножками,
пытается догнать материнскую юбку. У другого в голове неотвязный эпизод. Отец
наказал его. Он стоит в углу, тщедушный, маленький. Ему безумно смешно.
Отчего наше прошлое не выстраивается в
памяти в виде череды конкретных и последовательных эпизодов? Почему природа
распорядилась так, что вспышки света озаряют неожиданное? Никто, кроме самого
человека, не может выткать уникальную прядь своей жизни. Это похоже на то,
чему учат мистики. Человек умирает, и его земное существование предстаёт вдруг
в одномоментной мозаике праведных и грешных деяний.
Каждый человек хранит собственные кольца
припоминаний. То, что происходило с ним, не растворяется, не исчезает… Оно
уходит в глубины подсознания и там живет своей уникальной жизнью, наращиваются
целые пласты чувствования, некогда испытанных состояний. Фромм, критикуя
Фрейда, предостерегает: иногда память несет конструкции более поздних
впечатлений. Это специфическая архитектура событий, грёз, кристаллизаций.
У этих «кадров» своя логика. Она не
совпадает с обычным рассудком. Нечто кошмарное переплетается с мигом
блаженства. Эпизод счастья из какой-то детали всплывает в памяти как грозное
предостережение. Здесь правит бал её величество – Похожесть. Не случайно Фрейд
говорил о методике свободных ассоциаций. Одно тянет за собой другое… Это как в
классическом итальянском фильме. Мальчик бежит вдоль забора. Палка в его руках
мерно ударяется по деревяшкам. Это образ войны… Потом он станет значимым для
всей партитуры фильма.
Многие пытаются понять, почему в свое
время фильмы «Покровские ворота», «Москва слезам не верит» обрели такую
немыслимую популярность. Люди рассматривают нелепую скульптуру горниста и
что-то немыслимое проступает в неожиданных очертаниях. Актер Харитонов,
раздающий автографы. Молодые поэты, выкрикивающие свои стихи перед огромной
площадной аудиторией. Да. Ведь это про меня. Я тогда пытался проскочить в
общежитие мимо бдительного вахтёра.
В самом деле, почему телевизионные
программы о прошлом – «Старая квартира», «Старые песни о главном» и другие –
пользуются такой популярностью. Или хотя бы празднества в честь 850-летия
Москвы. Опять зазвучали с экрана песни о столице и о войне. Мы слушаем: «И
врагу никогда не добиться…» Рождается ощущение, будто в нашу одинокую,
опустелую душу ворвалось знакомое, без чего жизнь кажется бессмысленной.
Ликование, обретенное душевное спокойствие, готовность катапультироваться в
прошлое. А ведь это были годы войны, террора, геноцида…
Пациент никогда не приходит к
психоаналитику с готовым признанием. «Видите ли, со мной был необыкновенный
случай, который отравил всю мою жизнь». Люди даже не догадываются, где исток
невроза, навязчивых потрясений, счастливых воспоминаний. Психоаналитик изо
всех сил помогает пациенту связать забытое в нечто целостное. Передача
выполняет психотерапевтическую функцию. Людям предлагают побродить в
пространстве бессознательного. Вспомнить, оценить, пережить заново.
Записываю исповедь: «Я поднимаюсь на
крышу, чтобы сбросить фугаску, а там парень и девушка целуются…» Жизнь не
развивается в одном измерении. Горе и счастье, подвиг и бесчестие, палачество
и жертвенность переплетаются. Мы думаем одно, например, что наше поведение
мотивировано любовью, привязанностью, чувством долга. Мы не осознаём, что
вместо этого оно мотивировано желанием властвовать, мазохизмом,
несамостоятельностью. Большинство людей живет в мире самообмана. Но все-таки
можно утверждать: человеку свойственно идеализировать воспоминания…
КТО НЕВРОТИК?
Мне позвонили из редакции но вой
многотиражной газеты. Рокочущий бас сообщил:
— Нам нужен взгляд психоаналитика на
телевизионную программу «Старый телевизор»...
Я уже мысленно увидел свою фамилию на
страницах этой вроде бы центральной газеты. Между тем бас продолжал:
— Покажите, что стоит за этой невинной
затеей. Пусть все поймут, что это обыкновенный «брейн-вошинг». Они злонамерен
но хотят вернуть нас в коммунистическое прошлое...
— Но разве рассказ о том, как входил в
нашу жизнь телевизор, — это коварный умысел?
— А как же? — воодушевился редактор,
незаметно беря на себя роль психоаналитика. — Разве вам не понятно, что все
это не случайно — и эта, картинка из фильма «Пять вечеров», и это невинное бы
интервью?
Мне, впрочем, кажется, что надо ша
отделить общекультурный смысл интереса к истории от идеологического умысла.
Недавно прочел водном массовом учебном пособии по культурологии: «Манкурт (по
го имени героя романа Ч. Айтматова «И дольше века длится день») — человек,
утративший историческую память...» Культурологи что-то напутали: такого героя
в романе нет. Историческую память, оказывается, утратить легко. Даже в учебном
пособии.
Ощущение собственных родовых корней —
естественное состояние для человека. Пушкин, например, знал все своих
пращуров, начиная с Ратши, который был сподвижником Александра Невского.
Писатель Иван Бунин видел предназначение своего писательского дара в том,
чтобы запечатлеть и выразить в творчестве деяния и жизнь целого сонма своих
безвестных предков, имена которых потерялись в глубинах истории.
В современной Японии проявился такой
культурный феномен, который был назван «бумом родословной». Все бросились
изучать предысторию своего появления на свет. Стремятся установить, кем были
родители, дедушка с бабушкой, далекие предки, основатели рода. Чем дальше в
историю — тем лучше. Надо знать, от кого ты произошел и кто был у истоков
твоей родословной.
Новый телевизионный канал »Культура»
намечает широкую ретроспективную программу. Велико искушение пройти вдоль
шеренги столетий и десятилетий. Если история становится объектом изучения,
обостренного интереса, если люди хотят ухватить смысл прошлого, вряд ли
разумно видеть в этом только умысел. Такую подозрительность исторической
памяти можно назвать невротической...
Но нельзя не видеть и иное. Ностальгия,
особенно в нашей стране, где на предложение: «Встаньте. У кого все было..»,
поднимаются люди, победно оглядываясь на других, может включать в себя и
идеологическую заангажированность.
ВЕЧНЫЙ СЮЖЕТ
В песне поется: Что-то с памятью моей
стало.. . Воистину так! Память — плохой поводырь. Она заглушает голос
рассудка. Человека спросили: когда вам жилось лучше — при рабстве или после от
мены крепостного права? Тот ответил: конечно, при рабстве... Все изумлены —
почему же? А человек отвечает: потому что тогда меня любили девушки. Это, как
известно, анекдот. Однако из художественной литературы мы помним, что
крестьяне вспоминали жизнь при помещике как несказанную радость...
К чему клоню? Воздействие телевизионных
программ многомерно. Но есть и опасность чисто идеологическая. Человеческую
потребность в припоминании прошлого можно эксплуатировать. Велико желание
обслуживать людские фантазии. Нетрудно поставить на поток ностальгические
иллюзии. Развлекательная индустрия неожиданно оказывается пристрастной,
заангажированной. Такая угроза в отечественной культуре намечается.
Мы живем в потоке образов. Они
складываются в нечто прихотливое, постмодернистское. Вот картина казино. А вот
последний матрос Севастополь покинул. Вот храм Христа Спасителя. Вот папарацци
догоняют Диану. Зловещий рассказ о буднях КГБ. Потом неожиданно «Наша служба и
опасна и трудна…»
Предумышленное приукрашивание забытого.
Это вечный сюжет культуры. Ведь осознание человеческой истории началось с
мечты об утраченном рае. Золотом веке, времени счастья... Людям свойственно
черпать вдохновение в историческом багаже. Видимо, Сталин своевременно
догадался об этом. Он вдохновленно «оживил» предков. Которые должны были
осенять наши победы. Эта история кроилась по особым меркам —
культ вождя, прославление государства.
Приоритет всего отечественного.
А уже после войны психоаналитики
подсказали государственным мужам, как можно эффективно использовать «тоску о
прошлом». Что там говорить, появился специальный стиль — ретро. Телевизионные
ленты воскрешали обстановку исторического благоденствия. О прошлом, о
традициях напоминали детали, ушедшие аксессуары. Политики подсказывали, какие
настроения надо восстановить, романтизировать. Мастера культуры угадывали
социальный заказ....
***
Поставим вопрос: разве человек не в
состоянии трезво, взвешенно оценить то, что было?.. Нет, конечно. Ведь он
одновременно живет как бы в двух измерениях. Рассудок подсказывает одно,
чувства — иное, сознание ведет по одному маршруту, а подсознание — по иному.
Человек — единственное в мире существо, которое может жить в ситуации абсурда.
То, что он думает и чувствует, так и не складывается в окончательную,
проясненную картину.
Празднуя юбилей Москвы, мы хотели
отметить историческую дату. Но в партитуре праздника зазвучали разные нотки.
Опера «Иван Сусанин превратилась в некое площадное действие. Храмовые — в
проповедь православия и народности. А уж коммунистическое ретро сочилось из
всех пор... Идеологический покров оказался стойким и устремленным....
Невольно рождается предостережение: «Эй,
вы там, осторожнее с ретро...»
Гуревич Павел, доктор философских наук, зав. сектором
Института философии РАН, доктор философских наук, профессор, директор
Института психоанализа и социального управления
